Изучили книжную индустрию с главным редактором «АСТ»
2015 год назвали Годом литературы. Вместе с главным редактором издательства «Астрель-СПб» Александром Прокоповичем мы решили разобраться, какую литературу сегодня чествуют в России.
— Книга написана, перепроверена. С чего начать её издание?
— С книжного магазина. Пойдите в книжный и найдите ту полку, на которой хотелось бы, чтобы стояла ваша книга. С этой полки возьмите произведение и посмотрите, что за издательство, кто редактор. Вот к нему и стоит обратиться.
— Как отбирают рукописи?
— Сначала мы смотрим на актуальные форматы. Если у нас есть серия исторической фантастики, мы, естественно, будем искать книги в этом жанре, потому что видим прямую издательскую перспективу. При этом описание жизни Прованса XIII века нас не интересует — мы всё же коммерческое предприятие: у нас нет грантов, нет спонсоров. Поэтому книгу мы рассматриваем как «заплатили автору, потратились на редактуру, на бумагу, на полиграфические услуги, на логистику и в результате должны выйти в плюс».
В ней должны быть простые вещи: герой, сюжет, яркое начало, яркий финал, замечательная кульминация. В идеале ещё и катарсис.
Мы ежедневно получаем много текстов и большая часть — графомания. Редактор загружен. Он работает с уже проверенными авторами, на молодых писателей времени остаётся немного. Поэтому мы рекомендуем новым авторам не только писать в редакцию, но ещё и внимательно следить за сайтами, принимать участие в конкурсах, в сборниках. Тогда редактор будет знать, что вы здравый человек, а не сумасшедший, не графоман.
— Как имя и пол автора влияют на продажи?
— Есть имена очень распространённые. В своё время я насчитал в АСТ 33 автора с фамилией Лебедев. Легко затеряться. На вычурные имена (обычно это псевдонимы) читатели плохо реагируют. Вдобавок женщины не доверяют авторам-мужчинам, если они берутся писать мелодраматические произведения, а мужчины точно так же не доверяют женщинам, если они берутся за боевую фантастику. Это не говорит, что «Ой, нельзя». Это говорит о проценте продаж и к литературе не имеет никакого отношения.
— Как часто происходит, что хорошо продаваемое произведение не то же самое, что «качественное»?
— Дело в том, что тут идёт сравнение мягкого и тёплого. Хорошие продажи на какой дистанции? В течение месяца или в течение десятилетия? Что-то не вполне качественное, наверное, на протяжении десятилетий продаваться не может.
С другой стороны, спекулятивные вещи существуют во всех сферах жизни. Да, может что-то выстрелить. Тема попалась хорошая, звезды правильно встали. Такое всегда бывает. Но мы не должны ориентироваться на короткие периоды, потому что книга царапает историю.
На долгой дистанции есть качество, которое, может быть, не связно с теми приоритетами, которые ставит перед собой определенная литературная тусовка. У нас, допустим, принято считать, что для книги приоритетен язык. А язык — это инструмент, который решает те или иные задачи. В каких-то произведениях он должен быть проще, в каких-то сложнее. Где-то насыщен метафорами и аллюзиями, а где-то нет. Это просто арсенал. Совершенно не обязательно хорошая книга должна быть написана сверхсложным языком. Есть языковая проза, это другая история.
— Где проходит грань между произведением, которое коснется каждого, и потаканием интересам читателей?
— Грань проходит по сердцу автора, это не редакторская установка. Каждый пишет, как он дышит. Кто-то занимается ремеслом. В этом тоже нет ничего плохого, просто это другое. Более того читатель может никогда и не догадаться, что кем двигало. Потому что есть совершенно от чистого сердца написанная графомания, которую невозможно читать, которая просто жуткая. А есть ремесленные книги, которые так выжимают слезу, так работают с читателем, что ты будешь полностью уверен, что человек полжизни писал книгу.
Любой автор, в принципе, должен быть манипулятором: он манипулирует сознанием. Если вы хороший писатель, текст изменит читателя. В начале книги он один, а в конце — другой. Ну, не так, как Чернышевский перепахал Ленина, но куда-то в эту сторону.
— Можно ли только писательским трудом в наше время зарабатывать себе на жизни и жить хорошо?
— Смотря где. Если вы живёте в деревне, а ваша продуктовая корзинка и все потребности составляют 10-15 тысяч рублей в месяц, то очень даже возможно. Если вы живёте в Москве или Петербурге, и у вас только проезд в городском транспорте отнимает n-ое количество денег, а там ещё квартира и так далее, тогда трудно, потому что у вас набирается уже 30-35 тысяч.
В принципе писательским трудом на сегодняшний день живёт человек 50 на всю Россию. Конечно, есть бренды, которые зарабатывают денег достаточно, чтобы хорошо себя чувствовать, издавать две книги в год, может быть, одну. Но это скорее исключение, чем правило.
— Почему отечественный читатель не хочет платить за книги современных авторов?
— Как говорил Салтыков-Щедрин, если разбудят меня через двести лет и спросят, что происходит в стране, я отвечу — воруют. Это, к сожалению, одна из самых стабильных тенденций у нас. Если человек может безнаказанно своровать, он это сделает. Плюс человек не понимает, что, покупая книгу, он платит автору. У нас нет чувства удовлетворения от того, что художник, музыкант, которого мы уважаем, живёт на наши деньги.
Вдобавок у нас есть колоссальное неуважение к интеллектуальному труду и к труду писателя, в частности, потому что многим кажется, что писать книги легко. Подумаешь: сел и написал. Это ж не бизнесом заниматься!
На самом деле автор — самый честный бизнесмен в этой стране. Если у нас есть предпринимательство, то это писатели. У них бешеная конкуренция. Они конкурируют между собой, конкурируют с зарубежными авторами за сердца читателей, конкурируют внутри издательства. Это адский труд, который занимает множество времени, который может убить психически, вообще выжечь человека, а на выходе — совершенно непредсказуемый результат. Но ладно бы с точки зрения денег, так ещё и с реакцией читателей не угадаешь. Одна ошибка автора может вызвать в сети потоки такого негатива, что человек больше в жизни ни слова не напишет. Тяжелая профессия, невероятно конкурентная, потому что писателей пока нужно нам в стране значительно меньше, чем, допустим, прима-балерин или первых скрипок. Зато, когда успех, тогда по-настоящему.
— Пользуется ли спросом нынешняя поэзия и публикуют ли сборники современных стихотворений?
— Именно на полке поэзии самый большой слой пыли в книжных магазинах. Мы в своё время выпустили сборник «Два века о любви», чтобы слой пыли разгрести. В этом сборнике дали стихи начала 20 и 21 века. Три тысячи экземпляров. Почти продался — штук сто осталось. У наших московских коллег выпущены два сборника. Попытки время от времени предпринимаются.
Сейчас поэты обращены не к читателю. Может быть, в силу традиции русской поэзии есть потребность в «Давайте попробуем какие-нибудь навороты, с латинской фразочкой, с метафорой в сторону греческой мифологии», а читателями это плохо воспринимается. Читателю, знаете, какие стихи нравятся? О любви, конечно. А не про «Смотрите, какой я умный, стихотворение наваял. Ух ты ж!». Такое плохо покупается, а пишется в основном такое. Я уверен на сто процентов, что актуальные стихи о любви, близкие поколению, будут продаваться, и издатели будут экспериментировать. Потому что любой издатель, печатающий современную поэзию, идёт на риск.
— Почему автор в первую очередь должен ориентироваться на читателя, а не на то, что ему самому интересно выразить в произведении? Не может это привести к обесцениванию искусства?
— Если искусство есть, то его не обесценишь, как ни старайся. Дело в том, что у меня в шкафу куча книг. До тех пор, пока вы одну из них не откроете, её не существует. Если мы говорим о литературе, это в принципе некий синтез: читатель накладывает что-то своё на то, что создал автор. Почему книга отличается от кино, от картинки? Потому что книга — инструмент воздействия на головной мозг, причём сразу на все органы чувств. Потому что писатель, в отличие от режиссёра, работает по всему фронту. Он может заставить вас услышать, унюхать, почувствовать. Но если вас нет, то остается автор наедине с собой. То есть книги как таковой не случается.
Поэтому, конечно же, профессиональный автор должен думать о читателе. Он же пишет для кого-то. Это его право написать для себя. Тогда рассчитывай на тираж в одну штуку. Он может написать для аудитории из десяти человек, которая обладает сходным уровнем знаний. А кто-то может написать для всего человечества. Но это, в основном, классика.
— Вы как издатель какие тенденции видите сейчас в отечественной литературе? О чём пишут? В каких жанрах?
— Пишут всегда о человеке, а жанры меняются. Условно говоря, никто не ждал, а тут, бац, время вампиров. Потом прошло какое-то время, и вампиры попали под ультрафиолет.
Думаю, если говорить о какой-то тенденции, то о тенденции, связанной со смешением жанров. Она нельзя сказать, что очень новая, но мне представляется, что, если мы говорим о мейнстриме, о современных произведениях, они не могут быть без элементов мистики, криминальной прозы. Изменилось восприятие читателя: с ним нужно работать по всем фронтам. Надо всё-таки иначе давать текст. Читатель хочет, чтобы было максимально сжато и при этом не хуже. То есть когда я говорю сжато, побольше экшен, это не означает, что не должно быть работы с душой. Это всё равно должно оставаться, но в другом ритме.
— В таком случае имел бы «Обломов» возможность быть изданным?
— А в каком году был издан «Оболом»? Сегодня он был бы написан совершенно иначе. Сейчас бы Гончаров писал совершенно другие тексты. Сейчас Бах, может быть, был бы DJ. Отвергнутые авторы бесконечно обсуждают такие штуки. И это просто классика жанра, когда говоришь: «Нет, потому-то», а в ответ: «Вы бы и Пушкина забраковали». Господа, давайте вернёмся в XIX век и посмотрим, что там выходило, в каких тиражах, сколько платили и платили ли? Если мы хотим жить в 21 веке, то надо и писать в 21 веке.
— А как сейчас читатель реагирует на литературу, которая пытается его воспитывать?
— Читатель нормально может отнестись к чему угодно, если его не обманывают. Если на обложке книги написано: «я тебя буду воспитывать», и он её купил, он будет абсолютно нормально на это реагировать. А если там написано: «это захватывающее приключение», а внутри ни разу не захватывающее приключение, писатель занимается морализаторством — это читателю не понравится. Всё очень просто: если я приглашаю девушку в ресторан, а потом веду её в забегаловку, она обижается на меня, правильно? Надо просто быть честным.
Это в принципе одна из самых тонких способностей — правильно читателю пообещать. В книгах это важно. Когда я говорю «на правильную полку поставить» — это и есть обещание. Читатель, беря книгу с полки, не должен быть обманут. И в то же время, не обманув, мы должны завлечь.
— С какими проблемами приходится сталкиваться книгоиздательству?
— Мы пока не умеем, в отличие от зарубежных коллег, добраться до нашего читателя.
У нас сейчас запускается серия «Записки музыканта». Это легкие байки, хорошо сделанные, замечательно читающиеся. Музыкантов в стране много, но мы прекрасно понимаем, что, если будет тираж под пять тысяч, это будет счастье. Почему? Потому что мы не в состоянии добрать до всех музыкантов. Несовершенство системы. Она будет развиваться. И наши воззрения на продажи будут тоже меняться.
У нас, к сожалению, был реализован в своё время метод «стрельбы по площадям»: считалось, если открыл магазин, то вот и счастье. Когда у нас уменьшилось количество книжных магазинов, счастье кончилось.
Раньше было: у меня книга есть, и все прибежали. Этим уже не удивишь никого. Надо о книге рассказать. В нашем издательстве такая задача: каждая книга — некий проект. Книга и ещё что-то. Плюс маркетинговое обеспечение. А с другой стороны мы понимаем, что книга может быть тиражом две тысячи экземпляров. Ну как можно работать с точки зрения маркетинга с тиражом две тысячи экземпляров? А это не говорит о том, что книга плохая. Просто она на две тысячи человек рассчитана. Разве эти две тысячи человек должны без книги остаться?
Никому не интересно писать про книгу. Всем интересно написать про Акунина, Донцову или Санаева. То есть про звёзд, не про книги. Никакой поддержки в плане рекламы книги нет. Будут вытаскивать давно умершего автора, его давно никому не интересное высказывание. А потом будут страшно удивляться, почему семнадцатилетний подросток не реагирует на его крылатую фразу? Да он прошёл мимо и не заметил. С ним иначе нужно работать. Там должен быть другой изобразительный ряд, другая фраза.
— Сейчас на полках часто можно встретить зарубежных современных авторов, а как часто за рубежом можно встретить российского современного писателя?
— Давайте не будем сравнивать несравнимое. Россия — всё-таки локальна с точки зрения литературы. Когда мы говорим об англоязычном авторе, мы понимаем, что это автор, которого читает порядка полутора миллиардов человек. Когда мы говорим о русской литературе, о русском языке, то наша аудитория — это где-то миллионов триста в лучшем случае. Причём эта аудитория неуклонно уменьшается: мы год как потеряли Украину. Там есть русскоязычное население, но мы понимаем, что читатели русской литературы там с каждым месяцем будет всё меньше. Это реалии, которые и к самим книгам имеют отношение: после того, как мы выпускаем произведения о том, как замечательный русский патриот убивает украинцев, не удивительно, что эти украинцы начинают хуже относится к русской литературе. А это было сорок миллионов потенциальных читателей. Понятно, у нас есть читатели в Германии, Израиле, Штатах. Но, к сожалению, и эта аудитория уменьшается. И мы ничего не делаем, чтобы она увеличивалась. Да, конечно, наши книги есть. Наши книги есть, допустим, в Прибалтике. Есть магазины русской книги в Лондоне и в Штатах, но так, как у нас они не продаются. Это, может быть, то направление, в котором нужно больше работать. К сожалению, так же, как и в другом бизнесе, мы научились покупать, а продавать умеем плохо.
Это еще связано с тем, как относятся к русской литературе на Западе. Дело в том, что есть такой стереотип, что русский роман — психологический роман. Вы можете вспомнить современный русский психологический роман? А Запад от нас ждет Толстого и Достоевского.
Надо понимать, что хорошие книги — это вообще редкость, а мы от Запада и по количеству книг и по количеству писателей дико отстаём. И по количеству книжных магазинов тоже.
Я надеюсь, что мы сейчас на самом деле на спаде кривой развития, но, может быть, именно сейчас зарождаются новые русские авторы, которые будут писать на другом уровне. Это будут люди, которые станут известными именно в силу качества текста. Может быть, года через 3-4 мы будем говорить о совсем другом поколении писателей.